ДЛЯ ГЕОРГИЯ ПОБЕДОНОСЦА

Далекое, близкое

ГОЛУБКА ДЛЯ ГЕОРГИЯ ПОБЕДОНОСЦА

У моего дедушки Васи был младший братишка Жорка. Отец их рано помер, пришлось им хлебнуть холщово-лапотное детство с кнутом в руках: хозяйских коров и овец пасти, чтобы по миру не бродить попрошайками. До самого призыва в армию ребята кнут из рук не выпускали. Мальцами могли даже и учиться, бегая в лапоточках в церковно-приходскую школу. «Котелки» варили у обоих - учение схватывали на лету.

Когда Жорку забрили в армию, то служил он в кавалерии, в городе Коврове, там и остался на сверхсрочную. Рослую Жоркину фигуру опоясывал ремень с хрустящей портупеей и кобурой на боку, зеркально отражали солнце хромовые сапоги, галифе с окантовкой раздувались, как бурды у кобры. Фуражка защитного цвета, лихо сдвинутая набекрень, была дополнением к мужественному, приятному овалу лица, на котором голубоватыми весенними брызгами сверкали глаза с тонкой ниточкой губ. Молодые дамочки, есенинские «ходячие березки», просто таяли перед щеголем-кава-леристом, как снег под вешним солнцем. Но, глядя на старшего самостоятельного брата Василия, что взял в жены соседскую розовощекую Анютку, он тоже сдался на милость победителя курносенькой Нюше из Шуи.




Приезжали они потом в нашу Кононыхинку всем гамузом: две девочки у них родились - Валя и Рита. Всегда с гостинцами, с кусками пестрого ситца, отрезами костюмной ткани. Тремя магазинами Жора в Шуе заведовал, просто из грязи в князи выбился. Он и на «юга» свою кралю возил регулярно, а оттуда везли лимонно-апельсиновые баулы - экзотику для деревни. «Круто в гору пошел наш Жорка, — любил порассуждать дедушка Вася, выпив стопку-другую, — что сыр в масле катается».

Так бы и катался он сыром в масле. Но... война! Она застала семью Жоры в Мурманске, куда они переехали из Шуи. Сразу же его, офицера, призвали на фронт. Успел только эвакуировать Нюшу с девочками в Шую, куда потом слетались военные треугольники, и где находили друг друга наши Пушечниковы, воюющие с фашистами на разных фронтах. Но к долгожданной победе клубочек Нюшиной судьбы так и не докатился: промокшая в морской эвакуации, она умерла, оставив дочурок на старенькую мать.

После войны победителем возвратился в свое осиротевшее гнездо Жора. Теща вскоре оборвалась ниц перезревшим яблоком, сдав, как часовой на посту, внучек очередному сменному. В дом требовалась женщина. Удочку далеко закидывать не пришлось: рыбка клевала под самым носом, по-соседски. Сошлись и зажили вчетвером, как в сказке. Только сказка была - «Морозко», где злая мачеха верховодит. Хоть в лес вези, солдат, дочек на погибель окоченелую. «Девки мне не нужны!» — кричала новоиспеченная жена. Да еще и документы Жоркины по своей ведьмовской злости сожгла. Все!
Горе одно не ходит - беду на веревочке за собой ведет. Попалась на проходной с куском ситца Валя. К тому времени они с Ритой устроились на ткацкую фабрику, от упреков мачехи подальше. Хотелось девке продать кусок ситца, да накупить продуктов, чтоб без мачехиных переговоров хоть раз наесться досыта, а в итоге - лагерная пайка. Зачадила жизнь у Жорки, как с прикрученным фитилем керосиновая лампа.

Раненный фашистскими выродками на войне, изломанный злобной ненавистью в мирное время, приехал Жора в нашу Кононыхинку к старшему братке Василию -больше некуда! Встретили, обогрели, выкупали, накормили, напоили, выслушали, спать уложили. За время его опочивания собрался семейный консилиум. Решили не бросать Жорку в беде: сделать ему документы.

Проведал Жора свою деревню. Обошел школу вокруг, в которую бегал с замашной сумкой через плечо, поздоровался с вековыми вязами, бессменными часовыми на посту у Храма знаний. По выгону своему пастушечно-му прошлепал, сизоватые травы, помнящие его босые ноги в цыпках, никли, ласкаясь к его сапогам. Дошел до островка бывшей их хатки, с которого на него исподлобья зыркнул неприветливый бурьян-захватчик. Сняв свою неизменную защитную фуражку с околышем, вытер тыльной стороной ладони промокшие глаза над могилками родителей в кустах белой сирени - куда ж ему теперь приклонить голову? Тут в деревне он уже отрезанный ломоть, в городе - непришитый рукав. Куда?...

Этот вопрос тоже стоял на повестке у наших в «ночном совете в Филях». Затарили
Жорке сидор с продуктами и отправили в Курск, на улицу Тускарную, отвезти харч племяннице Валечке, что училась в педучилище и стояла на квартире у Кировского моста. Ее хозяйка, Лидия Львовна, симпатичная, веселая и доброжелательная вдова, уже была оповещена запиской о приезде «суженого», а тому был наказ: действовать по цезаревски - пришел, увидел, победил. Сошлись две синие печали: неустроенное одиночество и одинокое ожидание, в течение недели устроилась их совместная жизнь.

Тети Лиды - так звала ее мама, так и я привык - была взрослая дочь Нина, миловидная, культурная девушка. Проблем с нею не было, а вот с сыном Женькой, который вскорости вернулся из тюрьмы, пришлось помучиться. Трезвый - золотые руки, классный рыбак, пьяный - оторви и брось! Тетя Лида металась промеж двух огней, заливая их горючими слезами. К счастью, у Женьки скоро весь гонор вышел, увидев, что Георгий Михайлович не дармоедом пришел в их дом, и что дела в его руках раскладываются по полочкам. Вскорости Женька женился на квартирантке Ане из нашей деревни, дочка Милочка у них родилась. Речка после половодья вновь вошла в свои берега.

Конечно, не было на Ту-скарной такого ассорти из нарядов, разносолов и курортных вояжей, как в довоенное время у Жорки, но зато появилась успокоенная радость семейного бытия. Жора называл Лидию Львовну ласково: «Бабулечка, голубка моя!». Она его - только Георгием. Был он для нее как Георгий Победоносец, поразивший копьем фашистскую гидру, и присланный к ней на белом коне самим Господом Богом.

... Очень жаль, что я не волшебник! А то бы воскресил теплый летний вечер и весь в огнях трамвай, громыхающий почти над самой головой по Кировскому мосту, который тоже украшен гирляндами горящих фонарей, мальчонку в фесочке, впервые приехавшего в город из керосиновой деревни, восхищенно оглядывающего эту яркую городскую обыденность, густой, обволакивающий запах маттиол. И, среди этого сказочного блаженства - яблоню и скамеечку под ней, на которой сидят двое, мои дорогие и любимые дядя Жора и тетя Лида. Уставшие в своих день-ских хлопотах, к которым еще прибавился наш с мамкой приезд, они умиротворенно отдыхают, изредка переговариваясь друг с другом. Из открытого окна льется кубинская песенка с пластинки, поставленной Ниной:

Где б ты ни плавал, всюду к тебе, мой милый, Я прилечу голубкой сизокрылой... т края детства я ухожу далеко-далеко, чтобы уже на другом конце жизни опять окунуться в летний теплый вечер с запахом маттиол, но уже самому, отдыхающему на лавочке, рука об руку со своей... сизокрылой голубкой под ту, неувядающую кубинскую песенку: Парус я твой найду над волной морскою, Ты мои перья нежно погладь рукою... Надо всю жизнь прожить, чтобы понять простую истину, что краше всех самоцветов, нарядов, материальных ценностей - обыкновенное семейное счастье, когда для единственной и ненаглядной ты на закате жизни можешь прошептать волшебные слова, колыхающиеся в твоей груди безбрежным океаном: О, голубка моя!

Как тебя я люблю... Адрес: Пушечникову Геннадию Владимировичу, 306035 Курская обл., Золотухинский р-н, с. 2-я Казанка